Страницы: 1 2 3
В Кении все, на первый взгляд, выглядит намного более цивилизованно. Сразу за таможней стоят телефонные автоматы по карточкам, дорога асфальтированная, с тротуаром – цивилизация! Каково же было наше удивления, когда через 150 метров от таможни асфальт и тротуар вдруг резко кончался. Бум! И дальше на юг идет разбитая пыльная грунтовка, в два раза хуже, чем в Эфиопии. Вот так дела!
Прошли пешком примерно два километра и застопили типичный для пустыни грузовик "лори", едущий в Wajir. Нам оказалось по пути всего несколько километров, которые мы проехали "а-ля Судан", уцепившись за борта старого грузовика. Эфиопский Moyale находится на высоте 1280 метров, сразу за границей Кении дорога спускается с плато на равнину, сбрасывая примерно 600 метров на первых же километрах пути. Видимо, когда устанавливались границы "горной Эфиопии", то ее провели точно по границе гор и равнин. Развилка дорог "Wajir–Marsabit" находилась на краю деревни Hoda, не обозначенной на карте. Кенийский уклад жизни сильно отличался от эфиопского. Дома хоть и глиняные, но прямоугольные. Рядом с каждым домом огород, огороженный живой изгородью. Между рядами колючих кустарников – прямолинейные утоптанные дорожки. На улицах нет мусора и человеческих экскрементов. Никто не попрошайничает и не кричит "ю-ю!". Просто райская страна, после "православной Эфиопии". Большинство кенийцев с удовольствием общаются по-английски, хотя у них есть и свой, местный язык, именуемый "суахили". В километре до развилки, на краю деревни растет огромное дерево. В его тени, на бревнышке, сидит солдат в форме бундесвера, с американской винтовкой и радиостанцией. Мы решили, что это типа нашего "выездного поста ГАИ" и сели рядышком. По словам солдата, машины на Марсабит пойдут только завтра.
Мы насобирали сухих веток и протусовались под деревом до темноты. Когда разожгли костер и стали варить картошку, солдат незаметно ушел. Тут же к нам приблизились местные жители и … вот здесь с нас должны были "снимать кожу и делать из черепов копилки для монет". Но чудо! Местные жители вежливо предупредили нас, что под этим деревом ночевать не стоит – ночью здесь бегают ослы и может прийти лев. Нам разрешили поставить палатку в пустующем сарае с жестяной крышей, где днем работал магазин. Из беседы с жителями выяснили, что все семь прошедших мимо этим вечером машин действительно ехали в Wajir, а на Марсабит машины пойдут колонной, завтра, в семь утра из Moyale. Нам следует подойти к военным, которые сопровождают колонну, и вместе с ними подсесть на грузовики.
Проснулись в шесть утра. Угол палатки намочило сквозь дыру в крыше магазина – значит ночью опять был дождик. Может, они идут здесь каждую ночь? В семь утра освободили магазин, подошел хозяин и четверо полицейских в НАТОвской военной форме. И опять, вместо того чтобы убивать и потрошить животы, нас стали угощать горячими блинами и чаем с молоком. Все, кроме меня, хорошо знали английский. Разговаривая, дошли до развилки. Показались первые два грузовика. Подбегаю к обочине и издалека начинаю голосовать. Полицейские смеются и что-то кричат мне. Что я делаю неправильно? Неужели здесь, как и в Египте, запрещен автостоп?! А-а! Теперь все ясно: начиная с Кении, мы будем ехать по странам с левосторонним движением, я просто встал не с той стороны дороги. Теперь придется учиться голосовать левой рукой. "Наши друзья из НАТО" прилежно стопят все грузовики. Новенькие японские "Мицубиси" приспособлены перевозить в длинных кузовах живых коров. Богатые пассажиры размещаются в кабине с кондиционером, а чуть менее денежные едут на крыше кабины. Несмотря на помощь полиции, первые два грузовика отказались подвозить нас бесплатно. Только третий грузовик согласился подбросить нас до Марсабита.
Теперь обрисую компанию, в которой мы ехали следующие полтора дня: три человека в кабине, с которыми мы общались только на остановках; три платных пассажира на крыше, один из них даже при галстуке и портфеле, хорошо знали английский и охотно общались с Кириллом; погонщик коров, знавший только язык суахили – его функция была в том, чтобы время от времени спускаться с крыши в кузов и, в буквальном смысле слова, крутить хвосты коровам, которые норовили лечь на пол; двадцать пять живых рогатых коров ехали рядком в тесном кузове, без еды, воды и отдыха два дня, для того, чтобы их зарезали на скотобойнях в Найроби. Рефрижераторного транспорта в стране не хватает, так что выгоднее довезти коров живыми до столицы и только там пустить на мясо.
Примерно в такой же комплектации ехали и остальные грузовики в колонне из 17-ти машин. На некоторых машинах сидели еще и вооруженные солдаты, которые должны были предотвратить нападение на колонну неизвестно кого. Машины иногда ломались, иногда растягивались на несколько километров одна от другой, но по огромной долине, поросшей колючим кустарником и термитниками, мы всегда могли увидеть два-три клуба пыли впереди и позади нашей машины. Хуже всего нам приходилось, когда какая-либо машина шла на обгон – мелкая горячая пыль забивалась во все полости тела и одежды, не помогали даже очки и обернутая вокруг лица ткань. Кузов с коровами имел некую крышу из гнутых труб, диаметром в пять сантиметров. Подразумевалось, что на этот каркас может натягиваться тент. Нам приходилось сидеть всю дорогу над коровами, на скользких и горячих трубах. Под болтающимися ногами тряслись сдвинутые коровьи головы и зады.
Постепенно лес начал редеть и пейзаж вокруг все больше стал напоминать каменистую пустыню. Иногда попадались маленькие деревни, даже необозначенные на карте. Уставшие верблюды тащили на своих горбах вязанки дров, а тощие кенийцы с длинными копьями плелись сзади верблюдов. В одной деревне к машине бросилась целая толпа тетушек и подростков. Все они катили, тащили и толкали тяжелые 50-тилитровые желтые пластиковые бочки. Когда то давно в них было масло, но теперь их приспособили для транспортировки воды. Во время остановки в маленькой деревне люди пытаются привязать свои бочонки к бортам грузовика, а водитель пытается собрать с них хоть какой-нибудь куш, бегая с ножом вокруг машины и покрикивая на "водовозов". Больше двух десяток женщин в пестрых платьях облепили наш и соседний грузовик и доехали с нами до следующей деревни. Там все они соскочили, отвязав свои бочки, покатили их к своим хижинам, сделанным из непонятно откуда взявшихся ящиков, кусков досок и веревок. Каждый вечер они заезжают на попутных машинах на 25 километров в северную деревню, где есть колодец, там наполняют свои бочонки и с утренним конвоем грузовиков едут обратно домой. Чем они вообще занимаются в этой пустыне, кроме добычи дров, воды и еды? Непонятно. Наверное, они даже не представляют себе иной жизни, чем той, которой живут сами и жили их далекие предки.
На въезде в каждую вторую деревню теряем по полчаса на полицейский "чек-пост". Проверяют документы у водителя и всех пассажиров. Каждый раз у нас спрашивают сертификат о прививке от "желтой лихорадки". Этот сертификат у нас отксерокопировали еще в посольстве Кении, ибо там все записи на русском языке, но есть и фотография. У въезда в Marsabit National Park одна из машин пробила колесо. Пока несколько водителей сообща устраняли поломку, я отошел на два десятка метров в сторону и сфотографировал стоящие грузовики на фоне горы. В центре национального парка – древний кратер вулкана. Вокруг – очень старые горы и каменистые холмы. Растительности почти никакой нет (здесь сейчас сухой сезон), но по каменистой пустыне бегают какие-то мелкие козы, грызуны. А уже в сумерках, после самого города Marsabit мы видели слонов и жирафов. Но фотографировать было слишком темно и пыльно.
Сам город – несколько пыльных улиц и магазинов, подобных суданским. Наверное, все города в пустынях всего мира одинаково схожи внешне. Выезжаем из национального парка уже совсем в темноте. Опять шлагбаум и проверка документов. На крышу забирается солдат с фонарем и автоматом. Просит наши паспорта. Я показываю ему жестами: "Не урони вниз, а то сам полезешь доставать из-под коров!", а на полу машины уже навоза по щиколотку. Солдат устало листает мой паспорт задом наперед, перепутав даже верх и низ. Я сам показываю ему фотографию (но в темноте все равно не сличить мою пыльную рожу) и визу Кении. У Кирилла он внимательно смотрит страницу, где стоит въездной штамп республики Молдавия, возвращает паспорт и просит "лихорадку". Чего он там хочет прочитать? Там даже я с трудом читаю запись московских докторов. В деревне Laisamis есть несколько гостиниц и харчевен, некоторые машины остались ночевать там, но мы поехали дальше – живой товар долго ждать не может! Все больше коров пытаются опуститься на колени, все труднее погонщику поднять их на ноги, чтобы не затоптали соседские буренки.
В девять вечера остановились в темной деревне Morili, даже не обозначенной на карте. Но в ней было несколько глиняных "отелей" и столовых для проезжающих машин. Водители, пригласили нас ужинать. Нам досталось две тарелки риса с мясом, кола, чай. Хлеб у нас оставался еще из Эфиопии. Официант сообщает, что несколько дней назад уже проезжало двое таких же русских с рюкзаками. "Это еще что! Теперь здесь наши будут через каждые два дня ехать. Всего нас аж восемь человек!" – обрадовали мы его. После ужина водители сообщили, что всем можно поспать 3-4 часа, а потом поедем дальше. Мы разложили полиэтилен и коврики прямо возле машины.
Григорий Лапшин (GriL) [gril_avp@mail.ru]
17/04/2003
Страницы: 1 2 3
